Русская дорога.

(Вдоль Северной Двины.)

Русский Север…. Когда-то главными дорогами здесь были реки. Сухопутные дороги тоже были – сквозь леса и болота их прокладывали местные жители, прорубая просеки, строя мосты, устраивая гати. Но ездить по северным дорогам могли только легкие телеги. Тяжелые обозы собирались в зиму и ехали санным путем. Правда, там начинались свои «прелести» - снежные бури, заносы… Зимники и сегодня популярны на Севере. В иные районы есть только два пути: воздушный круглый год и по зимнику зимой.

Зимним путем с рыбным обозом добирался в Москву Михайло Ломоносов. Главная дорога из Архангельска на Москву шла тогда не как сегодня, через Вельск, а делала крюк, следуя вдоль Северной Двины и Сухоны через Великий Устюг и Тотьму – на Вологду. Деревни вдоль рек стояли часто, путь был накатан, было, где найти ночлег и помощь.

Теперь Великий Устюг оказался в стороне от столбовой дороги. От Архангельска до него вдоль западного берега Северной Двины примерно 600 километров. Половина пути – оживленная федеральная трасса, «московская дорога», а после ее поворота на Вельск нередкими становятся сюрпризы в виде непролазно раскисшего в ненастье или невпродых пыльного в жару щебенистого грейдера.

Нынешняя дорога идет в основном мимо деревень, Чтобы посетить их, надо каждый раз сворачивать немного в сторону, а потом вновь возвращаться на трассу: старая, собственно «ломоносовская» дорога, на которую деревни были нанизаны как бусины, давно заросла. А в посещении старых деревень и состоит главный интерес. Многие из них почти покинуты жителями, но благодаря лесорубам и дачникам здесь еще теплится жизнь, сохраняются старые кондовые дома и деревянные храмы – остатки самобытной крестьянской цивилизации, символами которой американский русофил Биллингтон назвал два предмета: икону и топор.

Путь нашей маленькой группы, решившей пройти по следам Ломоносова, начался в Архангельске. Диана прилетела из городка Ямхилл в американском штате Орегон, Владимир приехал из Владимира, а я из Москвы. С нами были велосипеды и все необходимое для ночлега в лесу. И бескрайнее море энтузиазма, побудившее нас присвоить группе амбициозное название «Высокий класс!». Название уже в процессе похода придумал юный Владимир, иронично наблюдая нашу с Дианой восторженную реакцию на все встречные достопримечательности.

Восторги начались уже в Архангельске, особенно в художественном музее, где выставлены старинные северные иконы и деревянная скульптура. (фото 1)

Из Архангельска мы отправились в музей деревянного зодчества Малые Карелы. Собирание шедевров деревянного зодчества в музеях – печальная необходимость. Исчезают деревни, оскудевает русский исторический пейзаж. Может быть, правильнее было бы делать копии, оставляя памятники на местах? Но, с другой стороны, сколько уже сгорело и сгнило беспризорных шедевров! Малые Карелы хороши уже тем, что в них архитектура органично вписана в пейзаж, деревянные сооружения словно продолжают свою жизнь в импровизированных деревнях. Из всех архитектурных резерваций России эта – самая лучшая. Мы долго бродили от одной группы строений к другой под меланхолическим дождичком – светло и грустно, как сказал бард.

Весь следующий день мы продолжали ехать по восточному берегу, пытаясь отыскать переправу на остров, где стоит село Ломоносово – родина первого русского академика. Штатная переправабастовала – кто-то украл с катера судовые документы. Пришлось ехать дальше. Найти рыбака, который согласился перевезти нас на своей моторке, удалось только в Чухчерме – селе со знаменитой церковью и колокольней, далеко видимыми на высоком обрывистом берегу.(фото 2)

Сооружения 18 века находятся на балансе

музея Малых Корел, но консервация памятников выполнена спустя рукава и процесс их разрушения идет неостановимо.

Наконец мы на родине Ломоносова. Просторный «картинный» пейзаж, (фото 3) дома-ковчеги особенной Г-образной формы, свойственной только этим местам. Все дома обшиты тесом, следы старинной зажиточной жизни не изгладились даже за годы советской неволи и постсоветской разрухи. От усадьбы Ломоносовых остался старый пруд, рядом – здание музея. Экспозиция богатая и поучительная. Металлическая купель из местной церкви, в которой, по преданию, крестили апостола русской науки, (фото 4) богатая заморская мебель, напольные часы. Отец Ломоносова был зажиточным человеком, а юный Михаил отправился в Москву не без отцовского благословения и поддержки. Да и рекомендательные письма от влиятельного Холмогорского епископа Афанасия, библиотекой которого юноша пользовался, наверняка были. Так что не случайно Михаил сразу был принят в Славяно-греко-латинскую академию, лучшее учебное заведение России. Рассказы о том, как в годы учения он перебивался с хлеба на квас, можно отнести к поздним идеологическим преувеличениям.

С острова переезжаем на пароме на западный берег, в Холмогоры. Когда-то центр поморской жизни, Холмогоры утратили свое значение с появлением Архангельска. Сейчас это заурядный поселок городского типа с громадой полуразрушенного собора.

От Холмогор выезжаем на московскую трассу. После тряских щебенистых дорог восточного берега хороший асфальт воспринимается как подарок судьбы. Но и движение оживленнее, а водители не всегда уважают велосипедиста. Длинная хворостина с флажком поперек багажника заставляет гремучие лесовозы инстинктивно сторониться при обгоне. Условный рефлекс – главный двигатель поведения одуревшего от трудной дороги водилы. Если ему надо проехать между велосипедистом и встречной машиной, он, избегая привычной угрозы, жмется к велосипедисту. На то, что велосипедист – тоже своеобразная угроза, условный рефлекс не выработан. Простой логический вывод о том, что зацепить велосипедиста может быть для всех намного хуже, чем зацепить автомобиль, утомленным и своеобразно «запрограммированным» мозгом уже не просчитывается. «Он идиот!» - хочется сказать про иного водителя. Но мы сами первые идиоты, раз едем на велосипеде по русской дороге. Стараемся держаться компактно – коллектив всегда внушает больше уважения, чем одиночка.

Дорога то приближается к Двине, то отдаляется. Иногда открывается вид на реку. В просвете между деревьями замечаем деревянную маковку часовни. Оказалось, Ракула. Это название объединяет группу деревень, а на карте все слившиеся деревни названы своими «мелкими» именами. Такие загадки топонимики на Севере сплошь и рядом. Запросто можно проехать мимо интересного места только потому, что название в путеводителе, как правило, традиционное, не совпадает с «почтовым» названием на карте. У нас на карте, к счастью, обозначена уже не существующая пристань Ракула, что дает нам привязку к путеводителю. Напротив, на противоположном берегу Двины, большой деревянной храм сложной архитектуры, (фото 5)поодаль от него – руины каменной церкви, а здесь, на нашей стороне небольшой деревянный шедевр. С разных сторон часовня выглядит своеобразно, от фотографий потом впечатление такое, что сняты разные сооружения. Лаконичная с алтарной части, с фасада часовня играет изломами кровельных свесов как многокрылое существо. (фото 6)

Маленькая покривившаяся часовня – что в ней особенного? А особенно то, что затейливое и при этом лапидарное произведение сельских мастеров не имеет аналогов в мировой архитектуре. Русское деревянное зодчество – явление самобытное, позволяющее говорить о Севере как об особой цивилизации. Некоторые памятники 18 века испытали влияние «больших» архитектурных стилей, но как раз они скорее курьезны, чем по-настоящему интересны.
Километров в 150-ти от Архангельска трассу пересекает речка Сия. Незадолго до моста вправо открывается дорога с хорошим асфальтовым покрытием. Десять километров приятного пути вдоль лесных озер – и мы в Антониево-Сийском монастыре. Монастырь играл заметную роль в жизни Севера, здесь был создан сборник иконописных образцов, которым пользовались мастера всей России. Каким писать того или иного святого, как изображать евангельское событие – во всех случаях главные, принципиальные моменты должны были оставаться едиными для всей православной церкви.

Монастырь, отстроенный из руин, стоит на долгом мысу, отражаясь в озерных водах. Мы успели разбить лагерь на отдаленном берегу как раз перед грозой. А после грозы монастырь, казалось, парил в лучах заходящего солнца на фоне тяжелых туч. (фото 7)

Через два дня пути - районный центр Березник – примерно в этих местах разворачивались основные события Гражданской войны и интервенции. Район называется Виноградовский, в честь Павлина Виноградова, погибшего здесь командира флотилии красных. Красные выиграли и на этом фронте. Поморы не пошли за белыми генералами, а еще меньше им нравились англичане, третировавшие не только местное население, но и своих русских союзников как каких-то дикарей.Достаточно сказать, что герой Мировой войны,лично сбивший 17 самолетов противника подполковник царской армии Казаков, получил в сформированной под эгидой англичан армии Северной России чин … лейтенанта! В Березнике теперь есть памятник и этому русскому герою, волею судьбы оказавшемуся «не в том лагере». Он погиб на местном летном поле, как говорят, сам направил самолет в смертельное пике. (фото 8)

В краеведческом музее Березника среди множества экспонатов деньги белогвардейского правительства Севера. Иногда это просто царские рубли с перфорацией ГБСО – Государственный банк Северной области. Есть и специально напечатанные в Англии купюры. На первый взгляд – как царские, только надпись «Северная Россия», да орлы без корон. И мелким шрифтом: гарантируется свободный обмен денег из расчета 40 рублей за 1 фунт стерлингов. Смешно, но курс-то по нынешнимвременам завидный! (фото 9)

Северный край - место ссылок. Революционерам при царском режиме жилось сносно. А вот советским ссыльным не повезло. Впрочем, не повезло и всему населению, загнанному, по сути, в каторжные работы. Об этом – документы в изданной музеем книге «Летопись Двиноважья».

На Двине оказались перемещенные с присоединенных нами в 1939 году земель «контрреволюционные» поляки, позже стали прибывать пленные немцы. В войну работали, жили и питались вместе с местными рабочими леспромхозов – хуже условий все равно нельзя было придумать. Бежать – только в лес к волкам. Умирали вместе, заболевая от непосильной работы, от недоедания, от отсутствия хорошей одежды. Но и жили вместе – до сих пор местные в разговоре могут вспомнить какого-нибудь Володьку по кличке Ганс, рожденного крестьянкой от немецкого пленного. Начальство к таким «мезальянсам» относилось снисходительно – ребенок-то все равно наш! Наши рабочие руки…

Вспомнилась мне в этой связи другая история – польского врача, интернированного как «контрреволюционный элемент» все в том же 1939 году. Он так и остался жить в большом селе Харовского района, организовал и возглавил в нем больницу, оставил по себе добрую память… только вот села уже нет.

За Березником еще некоторое время асфальт, потом – многокилометровые участки грейдера. Места совсем, кажется, заброшенные. В селе Тулгас (так на дорожном указателе, а на карте только река Тулгас, а село или его часть - Масловское) видим две циклопические деревянные руины – церкви со следами заимствований из каменной архитектуры. (фото 10) Храмы, кажется, готовы рухнуть, хотя табличка, предупреждающая, что жители деревни «следят за порядком», говорит о том, что их судьба кому-то еще не безразлична. Но что могут сделать жители покинутого края? Почти каждый год множит список потерь. Как-то мы выехали на высокий обрыв в селе Почтовое, чтобы увидеть обозначенный в путеводителе храмовый комплекс Кальи на противоположном берегу – и не увидели памятника, к сохранению которого прилагали силы и государство, и энтузиасты. Нашлись года три назад какие-то юные геростраты….

Суточный дождь превратил дорогу в месиво, даже машины едут с трудом. Ковыляем пешком, волоча нагруженные велосипеды, мокнем и чувствуем, что пропадаем: вечереет, кругом болота да кустарник, до нормальной стоянки с водой далеко. Но тут покровитель путешествующих святой Николай посылает нам порожнюю машину с добрым водителем. Забрасываем велосипеды в кузов, сами забиваемся в кабину – и через полчаса выгружаемся в сосновом бору у речушки с названием Нозица. Купание, ужин под тентом у большого костра. Счастье! Феличита!

И снова каждый день храмы – деревянные, каменные…. Иногда, как в знаменитом Пермогорье, два храма рядом: более ранний деревянный и поздний, побогаче, каменный. Деревянный, как ни странно, сохранился лучше. (фото 11)

В Черевково поражаемся купеческой конторе – складу. Массивно, утилитарно и при этом красиво. Узорные наличники на окнах напоминают поморскую резьбу по кости. (фото 12) Неподалеку двухэтажный купеческий дом – уже пустующий, но еще целый и мощный, с затейливым балконом. А в Красноборске нас порадовали сотрудники музея, продлившие ради нас свой рабочий день.Экспозиция отменная, от старины до наших дней. Нам предлагают испытать традиционные русские игрушки, развивающие ловкость и внимание – тут уж и вовсе уходить не хочется.

От Красноборска недалеко уже до Великого Устюга – этой вишенки на торте нашего путешествия.

В кирпичной церкви со строгими чертами северного барокко у пристани Комарица сохранились росписи. В трапезной сцены жития Николая Чудотворца, в главном помещении чудеса Христовы. Живопись хорошего академического уровня. Самые поздние росписи срисованы с Васнецовских сюжетов. (фото 13) Северяне на лету схватывали новые веяния, а романтическая красочность Васнецова была им особенно по душе.

Пролетаем мимо безликого Котласа, куда потом вернемся, чтобы на поезде уехать в Москву, и въезжаем в Устюг с довольно неприглядной окраины. Вся красота открывается в центре, особенно с набережной реки Сухоны. Здесь сохранилось 26 церквей, да каких! Во многих храмах уцелели старинные многоярусные иконостасы. При виде роскошного барочного иконостаса Гледенского монастыря Диана не может сдержать слез. (фото 14)

На площади перед многоглавием Успенского собора памятник Семену Дежневу. Из поморских земель вышли люди, осваивавшие Сибирь, Аляску и Калифорнию. Петербург - окно в Европу. А окно в Америку – вот оно, отсюда открывалось.